Мопассан Ги - На Разбитом Корабле

---

Это было вчера, 31 декабря.
Я только что позавтракал у Жоржа Гарена, своего старого приятеля. Слуга подал ему письмо с иностранными марками и штемпелями.
Жорж извинился:
— Ты позволишь?
— Что за вопрос!
И он стал читать восемь страниц, убористо исписанных крупным почерком по-английски. Он читал медленно, обстоятельно, с тем сосредоточенным интересом, какой мы проявляем ко всему, что небезразлично нашему сердцу.
Потом положил листки на камин и заговорил:
— Хочешь послушать забавную историю? Я тебе ее не рассказывал, хотя история романтическая и случилась со мной. Необычно я встретил тогда Новый год!

Произошло это лет двадцать назад, да, двадцать: сейчас мне пятьдесят, а в то время было тридцать.
Я служил инспектором в том же самом Обществе морского страхования, которое возглавляю ныне. Новый год — раз уж этот день полагается праздновать — я собирался провести в Париже, как вдруг получил от директора письмо с распоряжением немедленно отправиться на остров Ре: там потерпел крушение застрахованный у нас трехмачтовик из Сен-Назера.

Письмо пришло в восемь утра. В десять я явился в правление, получил инструкции, в тот же вечер выехал экспрессом и на Другой день, тридцать первого декабря, был в Ла-Рошели.
До отхода “Жана-Гитона”, поддерживавшего сообщение с островом, оставалось два часа. Я прогулялся по Ла-Рошели. Это, в самом деле, на редкость своеобразный город: запутанный лабиринт улочек, над тротуарами
— бесконечные сводчатые галереи, как на улице Риволи, только низкие, приплюснутые, таинственные, словно отслужившая, но не убранная и волнующая декорация для былых заговоров и войн, героических и жестоких религиозных войн. Это старый гугенотский город, суровый и молчаливый, без великолепных памятников, придающих такую величавость Руану, но со своим особым, строгим, чуточку неприветливым лицом, город упрямых воинственных фанатиков, где бились за веру кальвинисты и возник заговор четырех сержантов.
Побродив по его странным улицам, я сел на черный пузатый пароходик, которому предстояло доставить меня на остров. Сердито пыхтя, он отвалил, прошмыгнул между двумя старинными башнями, охраняющими порт, пересек рейд, вышел за возведенную Ришелье дамбу, огромные камни которой, чуть выступая из воды, кажутся гигантским ошейником, наброшенным на город, и взял вправо.
Был один из тех дней, когда мысль пригнетена, душа поникает, бодрость и энергия улетучиваются, — унылый, пасмурный, промозглый день, подернутый грязным тяжелым туманом, влажным, как изморось, и зловонным, как испарения сточных канав.
Под низким мрачным пологом неба простиралось желтое от бесчисленных отмелей мелководье. Ни ряби, ни движения, ни жизни — одно только море мутной плотной стоячей воды. “Жан-Гитон”, немного покачиваясь, привычно взрезал эту густую скользкую массу, но легкое волнение, плеск и колыхание, которые он оставлял за собой, тут же стихали.
Я разговорился с капитаном, коротышкой на крошечных ножках, таким же круглым и валким, как его суденышко. Меня интересовали подробности кораблекрушения, с которым мне надлежало разобраться. “Мари-Жозеф”, большой трехмачтовый барк из Сен-Назера, ночью выбросило штормом на пески острова Ре.
Корабль, — писал нам судовладелец, — так основательно сел на мель, что вывести его на глубину оказалось совершенно немыслимо и осталось одно

Моруа Андрэ - Наполеон, Жизнеописание

---

Предисловие, публикация и перевод с французского Анны Сабашниковой
Великие судьбы непредсказуемы. Кто бы мог предугадать в 1769 году, что
только что родившийся корсиканский мальчик создаст со временем во Франции
Империю и будет раздавать братьям троны Европы? Кто бы мог предвидеть в 1794
году, что молодой лейтенант, даже не вполне француз, станет в 1800-м хозяином
страны? Кто бы дерзнул утверждать в 1810 году, что пять лет спустя эта
блистательная звезда померкнет? Кто бы мог вообразить в 1815-м, что шесть лет
изгнания станут пьедесталом для самой ослепительной посмертной славы века? И
кто тогда думал, что этот человек, двадцать лет водивший французов в бой, к
победе, а потом к поражению, останется дорог их сердцам, а его легенда будет
одной из самых прекрасных в истории?
Годы юности
Когда он родился, 15 августа 1769 года, Корсика всего год как стала
французской территорией. Генуэзцы продали Франции этот прекрасный гористый,
поросший лесами остров в 1768 году. Постоянные мятежи корсиканцев, народа
гордого, в конце концов утомили итальянские власти. Многие советники Людовика
XV этого приобретения не одобряли. Если бы к их мнению прислушались, как
сложилась бы судьба Наполеона Буонапарте? Остров мог бы стать независимым
государством под управлением главы корсиканского сопротивления Паоли, и жители
довольствовались бы политикой кланов; или же его завоевали бы англичане -
народ слишком консервативный, чтобы допустить головокружительный взлет карьеры
одного человека. Так что он мог прожить жизнь вполне заурядную и, возможно,
счастливую на нескольких арпанах земли, засаженной шелковицей, виноградом и
оливами.
Карло Бонапарт (или Буонапарте), итальянец по происхождению, из мелких
дворян, пользовался уважением у себя на острове. Семья была родом из Тосканы.
На Корсике они кое-как пробавлялись доходами от неважных земель и от разных
нотариальных или судебных контор. Клан поддерживали двое дядюшек, священники,
"люди заслуженные". Один из них стал архидьяконом Аяччо. Красивый и смелый
Карло Бонапарт женился в восемнадцать лет на дочери находившегося на службе у
Генуэзской республики чиновника - Летиции Рамолино, которой в ту пору было
четырнадцать. Летиция Бонапарт пронесла через всю жизнь чувство чести и
естественное для корсиканцев сознание собственного достоинства. Даже в
богатстве она оставалась бережливой, ибо знавала нищету. Стендаль высоко
отзывался о ее невозмутимом, твердом и в то же время пылком нраве,
напоминавшем женщин Плутарха или героинь итальянского Возрождения.
Когда Корсикой завладели французы, Паоли, ярый поборник независимости,
стал биться против новых иноземцев. Карло Бонапарт, вместе со своей молодой
красавицей женой, остался верен герою сопротивления. Лишь после поражения и
изгнания Паоли он согласился принять удостоверение французского майора и
вернуться в свой дом в Аяччо, где в августе жена его разрешилась от бремени.
Легенда гласит, что Летиция не смогла добраться до спальни и родила своего
второго сына, Наполеона, в прихожей, на ковре с изображением античных фигур.
Всего у нее было тринадцать детей, из которых выжили восемь: Жозеф (старший),
Наполеон, Люсьен, Жером, Луи, Каролина, Элиза и Полина.
Чтобы кормить столь многочисленное семейство, надо было работать, а
значит, примириться с французами. Они обещали все простить и забыть. Карло
Бонапарт примкнул к французской партии.